06 февраля 2018 г.

В Екатеринбурге покончила с собой мать 9 приёмных детей. Продолжение.


"Она ходила в синяках и всё скрывала": как на самом деле жила мать 9 приёмных детей из Медного
После самоубийства Любови Жангауловой мы поговорили с её дочерью.
Старые семейные фотографии, на которых всё хорошо и все улыбаются
После самоубийства Любови Жангауловой, которая воспитывала 9 приёмных детей, мы договорились пообщаться со взрослой дочерью Любы и ее мужа Амана – её тоже зовут Любовь. Хотели расспросить о маме, узнать, что так тревожило её в последнее время. Приехали к ней утром – и онемели.
У Любы перевязаны лицо и голова. Бинты пропитались кровью. Очень похожая внешне на маму, она с трудом подбирает слова, чтобы рассказать о произошедшем.
– Я не знаю, как об этом писать, – сказала Люба. – Но и скрывать что-то уже смысла нет.
Накануне вечером вместе с подругой и старшей приёмной сестрой они приехали в Медный, чтобы забрать вещи – тетради, учебники, то, что сейчас понадобилось в детском доме.
Люба, дочь Любы – со своей мамой почти одно лицо, у неё двое своих сыновей, о приёмных братьях и сёстрах она теперь заботится
Люба, дочь Любы – со своей мамой почти одно лицо, у неё двое своих сыновей, о приёмных братьях и сёстрах она теперь заботится.
– Думали, Аман убежит, когда мы приедем, – рассказывает Люба. – Он и убежал, а потом пришёл с ножом и напал на нас. Кричит: "Мне нечего терять!" Мне больше всего досталось: раны на лице, на шее, на затылке. Мы потом кое-как его втроём завалили – он упал между кроватью и стеной, мы сверху встали, вызвали полицию. Он потом полиции сказал, что мы его убивать приехали, а он защищался.

– Ты написала заявление в полицию?

– Меня увезли в больницу зашивать, а Катю и Гелю (подругу и приёмную сестру. – Прим. ред.) в полиции допрашивали. Я не хотела до последнего на него писать заявление, думала, что вот остался он один – самое страшное наказание ему. Но теперь понимаю, что надо. Надо с юристом договориться и идти в следственный комитет, чтобы правильно всё составить.

– Люба, давно в семье такое было? Когда мы приезжали, Аман был таким всегда тихим.

– Насколько мама у нас добрая, настолько папа злой. Раньше было, но знаешь, как-то мама скрывала, а последние пять лет чересчур уже всё началось. Может, возрастное… 63 года. У мамы сегодня день рождения был бы – 57 лет.

– Он бил её?

– Она всё время в синяках ходила, всё время. Я её просила несколько раз, полицию вызывали, а она заявления обратно отзывала. Относилась к нему как к больному ребёнку, жалела.

– Он обвинял её в чём-то? За что доставалось-то?

– Он думал, она во всём виновата, что денег нет, виновата, что где-то гуляет. А знаешь, сколько дел у неё было? Я вот сейчас хожу, мамины дела доделываю, все спрашивают – как у неё времени хватало? Возить детей, хлопотать, а сколько бумажной волокиты всякой! А он всё недоволен, а ведь всё у него было. Несколько раз её перевозила с детьми со всеми тюками, к себе. А она неделю поживёт – и обратно. Корова там, хозяйство, дом.

Одна из недавних фотографий семьи, когда в ней появились новые дети
– Почему она не говорила ничего? Не развелась?

– Она не жаловалась. Стеснялась, боялась, стыдилась людей, что люди скажут. Так воспитана, наверное.

– А детей не боялась брать, зная о жестокости мужа?

– Она думала, что вся жестокость на неё направлена, не на детей.
– Родных детей он тоже бил?
– Меня бил сильно и брата моего бил. Потом младших уже не бил. Потому что я подросла и отвечала.
– Дети сейчас вместе все?
– Диану и Зарину (девочек, у которых папу депортировали в Узбекистан, Жангауловы взяли год назад – Прим. ред.) забрали уже в семью. Другие дети плачут, а я говорю: "Не надо", им хорошо, у них семья есть. Представьте, они же недавно смерть родной мамы пережили, а теперь снова. Они как дважды сироты. А другие дети вместе, в одной группе в детском доме. Я, пока гостевую оформляю, могу с ними общаться. Конечно, расстроены, не понимают, почему нет мамы, Кася спрашивает, сколько дней они ещё здесь будут. Под опеку пока не решаюсь брать их, сил нет, да и сама ещё не оправилась от шока.
– В школу ходят?
– Завтра пойдут в школу, там рядом с детским домом школа. Озадачила всех – форму надо. Директор пообещала, что поможет организовать, чтобы они не бросали секции (мальчики занимаются мини-футболом, девочки – гимнастикой. – Прим. ред.). Друзья помогают тоже, чтобы занимались они, это очень важно.

– Когда мы общались последний раз с Любовью Дюсембаевной, всего несколько недель назад, она не была похожа на отчаявшегося человека. Про таких говорят – семижильная. Как думаешь, что всё-таки стало последней каплей?
– В субботу (за день до смерти Любови Жангауловой. – Прим. ред.) мы пытались вопрос решить с машиной. Машину же дарили нам несколько лет назад, и машину Аман угробил совсем. Чинили, чинили года два. И вот в последний раз она на ходу была, можно было продать её. Мы поехали её мыть, и опять сломалась. Мастер сказал, что не восстановить её, но готов был сам купить. Аман упёрся и говорит: "Машина для детей – не отдам, вези сюда, пусть здесь стоит. Будто я что-то получить хочу с этой машины!" Может, это последней каплей стало, не знаю.
Позже в следственном отделе по Верх-Исетскому району Екатеринбурга возбудили уголовное дело по факту гибели матери 9 приёмных детей Любови Жангауловой.
– Уголовное дело возбуждено, чтобы провести тщательную проверку всех обстоятельств гибели женщины, – сообщили в Следственном комитете по Свердловской области. – Дело возбуждено по признакам преступления, предусмотренного статьей "Доведение до самоубийства". Следователи тщательно проверят информацию об инцидентах и конфликтах, которые могли произойти между взрослыми членами семьи.
Также в следственном комитете проверят, как с этой семьей работали органы профилактики, какими были условия, в которых воспитывали несовершеннолетних. Следствие намерено допросить как членов семьи, так и их знакомых, а также должностных лиц органов системы профилактики, проанализировать всю необходимую документацию.
Расследование уголовного дела находится на контроле руководства следственного управления СК России по Свердловской области.

Источник: www.e1.ru



На этапе предварительного следствия выявилось два обстоятельства, которые разрушают фабулу родственников суицидницы:

1. Для какой цели пришли родственницы в дом к подозреваемому, когда заявленную цель можно было осуществить иным способом, тем более, зная, что подозреваемый якобы агрессивный. Из чего делается вывод, что реальная цель была выяснить отношения с подозреваемым, возможно и с угрозами для его здоровья и жизни.

2. Не кладется и версия про домашнее тиранство со стороны подозреваемого, т.к. игнорирует контролирующую функцию органов опеки и попечительства - это, что, получается, что органы опеки раздавали детей направо и налево всем кому ни попадя - ведь если бы были заявления в полицию о домашнем насилии, даже которые забирались бы заявителем, то такая семья призналась бы неблагополучной.

Вывод: в данном случае имеет место очередное нарушение прав мужчины, который в своей семье даже не имеет статуса - у него даже будучи в браке, ведущего с женщиной совместное хозяйство, осуществляющего заботу о детях как бы и нет ни семьи, ни хозяйства... он все время существует как муж и отец лишь условно и лишь до тех пор пока за него поручается женщина.
Отношение общества к мужчине определяется шаблоном: "После смерти жены/матери мужчина/муж является лишним и ненужным - если его не устранить, то он будет потреблять ресурс, который предназначен уже не ему, т.е. он будет "красть" то, что уже не является по праву его". В данном случае после смерти жены и отлучения от детей его личное имущество (дом и хозяйство) согласно данному шаблону уже принадлежит не ему, а автоматически переходит тем родственникам, у которых есть женщины и дети - вот родственницы суицидницы и явились "забрать своё", и это вовсе не тетрадки и учебники детей, тем более, опека уже все личные вещи детей забрала.
ДППМ данный шаблон называет "по совести".

Также на тему "Шаблоны и стереотипы."



 
 

Лопатин Владимир Владимирович

   

 

Instagram: lopatinwladimir